Полёт

Венок сонетов

Моей жене Татьяне

I

Клубились облака на небосклоне,
Лежал в долине голубой туман,
Сверкал поток на каменистом склоне,
Ревущий в горном храме, как орган.
Подобный мощной храмовой колонне,
Сын Неба, одинокий великан,
Последний, уцелевший в древнем клоне,
Стоял багряно золотой платан.
Ползла к нему под визг стальной пилы
Бригада лесорубов, как химера:
"Какая древесина на полы!
Какая первосортная фанера!"
А он стремился в небо, полный веры.
Парили в небе грифы и орлы.


II

Парили в небе грифы и орлы,
И в нем проснулась дерзкая отвага,
Но корни уходили в глубь скалы,
Прикованные на краю оврага.
И он сказал: "О, символ кабалы,
О, корни, свет теперь нужней, чем влага,
Расправьте ваши твердые узлы
Для первого, решающего шага!"
И камни расступились в гулком стоне,
И на скале возник глубокий ров,
И он, расправив крылья в мощной кроне,
Взлетел, освобожденный от оков. А над
планетой в пене облаков
Вставало солнце в золотой короне.


III

Вставало солнце в золотой короне,
И миллионы лет тому назад
В далеком фантастическом зоне
Огромный, добродушный древний гад,
Завидя первый луч на небосклоне,
На сушу вылезал, и был он рад
Погреть бока на каменистом склоне
Или подставить солнцу мощный зад.
Лишь нежить жалась в темные углы,
Но все, что двигалось, дышало, жило, –
От динозавра до морской иглы
Приветствовало древнее светило.
Оно давало жизнь, оно светило,
Рассеивая клочья древней мглы.


IV

Рассеивая клочья древней мглы,
На колеснице золотого цвета,
Лучи вонзая в темные углы,
Летел Бог Солнца в ореоле света.
И билась тьма на острие стрелы,
И пробуждалась спящая планета,
И юный жрец на выступе скалы
Благословлял мистерию рассвета.
Он думал в этот час о Фаэтоне,
Мечтал о крыльях, стоя на скале,
Упругий ветер ощутив в ладонях,
Как птица воздух, бьющийся в крыле.
Лишь ноги прочно приросли к земле,
Увязнув в косном и слепом законе.


V

Увязнув в косном и слепом законе,
Был человек в мечте своей крылат,
Но крылья он обрел не на иконе,
Не как чернец и старый пустосвят.
Утратив право крыльев в эмбрионе,
Парящей в небе птицы старший брат,
Зажав топор в умелые ладони,
Выстругивал крылатый аппарат.
Схватив веревкой русые патлы,
"Чудак опасный, вольнодумец праздный",
Он прыгал вниз, крылатый, со скалы
И полз по склону раненый и грязный,
В крови и гравитации увязнув,
Как в капле застывающей смолы.


VI

Как в капле застывающей смолы –
Древнейшей из ловушек мирозданья,
Увязнув, бьются крылышки пчелы,
И каждое усилие – страданье, –
Так человек не мог из древней мглы
Взлететь на крыльях радости и знанья:
Его держали тела кандалы,
Но было вечным дерзкое желанье.
И был прыжок. И след на небосклоне.
И сломанные крылья. И борьба.
Миф об Икаре. Миф о Фаэтоне.
А в новом веке – новая глава
О крыльях. Это светлые слова
О чайке Джонатане Ливингстоне.


VII

О чайке Джонатане Ливингстоне
Я размышлял среди отвесных скал.
Он был разумным Я в крылатом клоне,
Прошедшим путь, который я искал.
В борьбе с пространством, в вихре и циклоне
Он понял суть космических начал.
Как молния, сверкнув на небосклоне,
Он мне свои прозренья прокричал.
Я знал, как в облаках парят орлы,
Я знал закон движения ракеты,
Луча и камня, пули и стрелы,
Лишь для себя я не нашел ответа.
Застыв в предощущении рассвета,
Я тосковал на кривизне скалы.


VIII

Я тосковал на кривизне скалы
О тонком теле для межзвездных странствий,
Способном, словно острие стрелы,
Пронзить фундамент времени-пространства.
Тянулись к свету веточки ветлы
В извечном и привычном постоянстве,
Жужжали крылья золотой пчелы,
Кружились мотыльки в воздушном танце.
Взлетал повыше каждый, как умел,
Чтоб встретить солнце в древнем горном храме,
И не было важней и выше дел.
Лишь я прирос к скале, как косный камень,
И вдруг взмахнул бескрылыми руками,
И проклял человеческий удел.


IX

Я проклял человеческий удел
И древнюю привычку со смиреньем
Носить тяжелые оковы тел,
Придавленных всемирным тяготеньем.
В привычке этой Дух отяжелел
И называл полетом лишь движенье
В пространстве косном столь же косных тел,
И изощрялся в их перемещеньи.
Он создал самолет, затем ракету,
Забыв о том, что он и сам крылат.
И, оторвавшись телом от планеты,
Он был в гордыне бесконечно рад,
Что стал подобный клетке аппарат
Носить Космическую Птицу Света.


X

Носить Космическую Птицу Света
И перед тьмой в поклоне спину гнуть,
Встречать прекрасным гимном час рассвета,
А в сердце прятать злобу, грязь и муть.
Отвергнуть знанье Древнего Завета
И утверждать, что мы познали суть.
Стать плесенью на теле у планеты –
Вот избранный людьми порочный путь.
За суетою ежедневных дел
Подтачивает дух процесс распада.
Огонь, что изначально в нас горел, –
Теперь источник копоти и чада.
Забыла Древний Звездный Путь монада
Внутри тяжелых и бескрылых тел.


XI

Внутри тяжелых и бескрылых тел
Становится бескрылым каждый атом.
И Дух, забыв о крыльях, оскудел,
В гордыне сделав знание догматом.
За суетою споров, слов и дел
Нам невдомек, что грозный и крылатый
Архангел протрубил и улетел,
Что время тает, что близка расплата.
О чем кричала Чайка над планетой?
О теле из иного вещества?
Или о крыльях, сотканных из света?
Меня, как луч, как пламя, жгли слова,
Звенела и кружилась голова,
Но вдруг я понял тайный смысл Завета.


XII

Но вдруг я понял тайный смысл Завета,
Который, крылья Духа опаля,
Пытались на бескрылую планету
Сквозь космос пронести Учителя:
Не надо для полета ни ракеты,
Ни реактивной тяги, ни руля,
Впитав энергию огня и света,
Континуум пронзят биополя.
Быстрее, чем крылатая комета,
Мы к звездам полетим без корабля.
И я раскинул руки над рассветом
И ощутил, как тело окрыля,
В меня вошла энергия бурля.
И сделал шаг над утренней планетой.


XIII

Я сделал шаг над утренней планетой,
Как ствол в предощущении пилы,
Как юный жрец в предчувствии рассвета,
Вознесший солнцу гимны и хвалы,
Как тот искатель знания и света,
Который в век костров, свечей и мглы
Отбросил прочь догматы и запреты
И прыгнул вниз, крылатый, со скалы
Я, как они, желанием горел
Взлететь и встретить день под облаками,
Внутри летящих к солнцу легких тел.
И я взмахнул крылатыми руками,
И оттолкнул ногой замшелый камень,
И крылья ощутил, и полетел.


XIV

Я крылья ощутил и полетел,
И растворился в океане света,
И песню для людей Земли запел,
Паря в огромном небе над планетой:
"На час, на миг опомнитесь от дел!
Примите слово моего завета;
О, братья, перейдите свой предел!
Бросаю вам венок моих сонетов . . ."
И люди поднимали вверх ладони,
И вырастали крылья за спиной.
Я пел им о Космическом Законе –
И люди улетали вслед за мной,
Туда, где над сверкающей страной
Клубились облака на небосклоне.


XV

Клубились облака на небосклоне,
Парили в небе грифы и орлы,
Вставало солнце в золотой короне,
Рассеивая клочья древней мглы.
Увязнув в косном и слепом законе,
Как в капле застывающей смолы,
О чайке Джонатане Ливингстоне
Я тосковал на кривизне скалы.
И проклял человеческий удел –
Носить Космическую Птицу Света
Внутри тяжелых и бескрылых тел.
Но вдруг я понял тайный смысл Завета,
И сделал шаг над утренней планетой,
И крылья ощутил. И полетел.
Июль – август 1982