Путь к Океану

ПОЭМА

I
Однажды я очнулся в облаках
Сверкающего молниями неба
И в час дождя упал на поле хлеба,
И мой полет благословил феллах.
Я тек к иссохшим, жаждущим корням,
Чтоб сделать злак тяжелым и могучим,
Но ветер солнца высушил меня,
И я распался и вознесся к тучам.
Я только начал свой тернистый путь,
Я не наполнил влагою стакана,
Не пропитал собой земную грудь,
Не отдал жаждущему злаку прану,
Но в миг распада я познал, что суть
В соединеньи с Вечным Океаном.

II
И мысль о Нем, вошедшая в меня,
Как мантра и космическая сила,
Внесла в мой дух энергию огня
И, как стрелу, к мишени устремила.
В сырых болотах, в пекле жарких стран,
В снегах покоя, в эпицентре битвы
Я помнил, что отец мой — Океан,
И повторял, как гимн и как молитву:
"О Океан! О древний мой отец!
Мой дух воскрес и жаждет единенья!
Теку к тебе, тоскующий пловец,
Чтобы в Тебе достичь освобожденья.
О, дай мне сил для быстрого движенья,
Мой Океан — начало и конец!"

III
Я снова выпал с градом на поля,
И мой удар сломал незрелый колос,
И проклял мой полет охрипший голос,
Но приняла иссохшая земля.
И я ушел во мрак и глубину,
Которая совсем не помнит света,
В ту темную и тесную страну,
Что под живой корой таит планета.
Я тек среди других подземных вод,
И нес в себе космическую прану,
И впитывал металлы, соль и йод,
И терпкие молекулы метана,
Но я пробил в гранитной толще ход
И снова устремился к Океану.

IV
Но бурный путь строптивейшей из рек
Остановила злая мощь плотины,
И мы прервали свой свободный бег
И стали гнить среди болотной тины.
В построенной по чертежам стране
Безжизненной искусственной запруды
Я спал, и видел Океан во сне,
И ждал, что, наконец, свершится чудо,
Что лозунги на топких берегах
Вдруг обретут живительную силу,
А наши волны — радость и размах,
И наше дно очистится от ила.
Но омут наш был тихим, как могила,
И в наши души вполз холодный страх.

V
Мы напрягали силы, чтоб стряхнуть,
Разбить, разрушить, уничтожить стену
И устремиться в наш великий путь,
Взбив на волнах ликующую пену.
То тут, то там мы бились в берега
С отчаянными всплесками и стоном,
Но сторожа, как злейшего врага,
Все выше окружали нас бетоном.
Мы различались формой и числом
Молекул и энергией движенья,
Текучестью, проделанным трудом,
Способностью к любви и растворенью,
Но здесь я понял: мир — наш общий дом
И наша сила — только в единеньи.

VI
И вот однажды импульс общих сил
Сломал замок бетонного капкана,
И сторожей на красных вышках смыл,
И снова устремил нас к Океану.
И думал я, что бегством из тюрьмы
Я завершил круг тяжких испытаний
И не узнаю больше зла и тьмы,
И новых воплощений, и страданий.
Но из свободной голубой реки,
Катившей валуны по дну ущелья,
По мановенью чьей-то злой руки
Меня всосали трубы Подземелья.
И были они узки и горьки,
И сообщались с Темною Купелью.

VII
И я потек через открытый кран,
Но сохранял покой, любовь и веру:
Ведь я однажды вот в таких пещерах
Спасал от смерти первых христиан.
Но в тайном подземельи на стене
Бетонной не был высечен Распятый,
Здесь люди в белых, словно снег, халатах
Усердно поклонялись Сатане.
Бурлили над котлами пузыри,
И в нас дрожал от жара каждый атом,
Но был я чист и легок изнутри.
И вдруг я ощутил себя крылатым
И в свете угасающей зари
Вознесся в тучу снега над закатом.

VIII
А те, кто был нечист или тяжел,
И те из нас, кто в свой полет не верил,
Наполнили купель — точней котел,
Для апокалиптического Зверя.
Их отделяет толстая броня
От жаждущих корней и ждущих пашен,
Они — поленья Темного Огня,
Их жребий жалок и конец их страшен.
Они утратили свободный дух,
Они заключены в утробе бомбы,
Их день есть ночь, их бытие — недуг,
Внутри бетоном крытой катакомбы
Для новой всепланетной гекатомбы
Хранит их Темный Повелитель Мух.

IX
Снежинкой я упал на плечи гор,
Мечтая отдохнуть от долгих странствий.
Во мне сверкал магический узор
Иного, многомерного пространства.
В моих кристаллах раздавался свет
И медленно пульсировала прана,
И грязи мира не было ни грана,
Как в ледниках блуждающих комет.
Но постепенно нами овладело
Желанье вечной снежной чистоты.
И мы отвергли труд, борьбу и дело,
Как путь, ведущий в омут суеты.
И тут на наших гранях снежно-белых,
Как сыпь, возникли пятна темноты.

X
Играя фантастическим узором,
Лежали мы без меры и числа,
Покрыв холодным белым слоем горы,
И наша тяжесть общая росла.
Мы нависали грозно над аулом,
Чьи жители не ведали беды,
И вот однажды с низким мощным гулом
Мы погребли жилища и сады.
В тот страшный миг, когда меня несло
Разрушить чьи-то судьбы, чьи-то жизни,
Я перестал делить добро и зло,
Я отошел от плахи дуализма
И осознал спокойно и светло
Космический закон детерминизма.

XI
С тех пор куда б ни бросила меня
Капризная, изменчивая карма —
В зловонный омут или в зев огня,
В больничный шприц или пустую чарку —
Меня не пачкали ни кровь, ни яд,
Я оставался чистым и текучим,
Я воплощался много раз подряд,
И падал вниз, и возносился к тучам,
И часто пел: "О древний мой отец!
О символ чистоты и постоянства!
О Океан — начало и конец,
Ты ждешь, когда в итоге многих странствий
Твой блудный сын, Твой странник, наконец,
Войдет в Твое первичное пространство".

XII
И вновь поплыл я по большой реке,
Минуя села, города и страны,
И слышал крики чаек вдалеке
О скором приближеньи Океана.
А мимо шли большие корабли,
И вот один увез меня в цистерне
В пределы незнакомой мне земли,
В огромный город, полный грез и скверны.
И я был втянут в новый круг мытарств:
В бетонных скалах, в пластиковых норах,
Среди чудес, затмивших Книги Царств,
И свалок синтетического сора,
Среди вибраций славы и позора
Я тек меж капель ядов и лекарств.

XIII
Смывая грязь в страданьи и борьбе
С полов больниц, борделей, ресторанов,
С рук жуликов, убийц и наркоманов,
Стекая в темный омут по трубе,
Я не завидовал ничьей судьбе, —
Я знал, что я — частица Океана,
Что даже путь по донышку стакана
В конечном счете приведет к Тебе.
И вновь я пел: "О древний мой отец!
Уставший дух мой жаждет единенья!
Теку к Тебе, тоскующий пловец,
Чтобы в Тебе достичь освобожденья.
О, дай мне сил для быстрого теченья,
Мой Океан — начало и конец!"

XIV
Я над весеннею землей блуждал,
Как облачко светящихся молекул,
Мой дух томился и чего-то ждал,
Чего-то, что дано лишь человеку.
Вставало солнце из-за синих гор,
И розовела кромка небосклона,
И просыпались звери в недрах нор,
И расцветали юные бутоны.
Вдруг красоты и аромата шквал
Пронзил меня, как шпага, как заноза,
И я увидел чудо — и упал,
Как капелька росы на листья розы.
Такой причудливой метаморфозы,
Пловец пространства, я не ожидал.

XV
Бестрепетно блуждавший в темных трубах,
Я на груди любимой трепетал
И лепестков раскрывшиеся губы
Космическою праной напитал.
Прекрасная, она меня любила
И отдавала мне свой аромат,
И я забыл зловонный запах ила
И почву отравляющий нитрат,
И вновь запел свой гимн: "О Океан!
Источник жизни, радости и света!
Ты даришь мне тоску любовных ран
И фантастический восторг ответа.
Любовь есть то, пред чем бессильна Лета,
И смерть, и смерч, и тлен, и ураган".

XVI
Но в сад пришел хромой седой старик,
Забывший вкус любовного наркоза,
И равнодушным взмахом срезал Розу
И не расслышал ни мольбу, ни крик.
Но я любимую не покидал,
Я с нею был в хрустальной мертвой вазе,
И пел ей о любви, а не рыдал,
И не упал в отчаянии наземь.
Я вместе с ней страдал, и увядал,
И обрывал свои земные связи.
Но горький путь разлуки дан нам не был,
И лишь коснулся нас печальный тлен,
Мы устремились в утреннее небо,
Покинув навсегда хрустальный плен.

XVII
И вот я завершил последний круг
И исчерпал начертанную карму,
Свою судьбу, свою награду — кару,
Спираль падений, взлетов и разлук.
Свободный от желаний и от мук,
Я по привычке вспомнил опыт старый
И вновь хотел начать полет Икара
К летучим тучам неба. Только вдруг
Исчезло поле древнего экрана,
И я увидел мир совсем иным,
Земное — вечным, вечное — земным,
И все, что было — было Океаном,
Пульсирующим Разумом, Брахманом,
И я, пловец, всегда был в Нем и с Ним.

XVIII
О древний, вечно юный Океан!
Мой дух познал в десятках воплощений
Пути Богов, Песчинок, Капель, Стран,
И радость взлетов, и печаль падений.
Я вижу сквозь мерцающий туман
Мгновенных форм, событий и явлений
Игру Твоих вселенских превращений:
Ты — Вещество, Ты — Поле, Ты — Брахман.
О Океан — начало и конец!
О символ вечности и постоянства!
Твой верный сын, Твой странник, наконец,
Пройдя дороги бесконечных странствий,
Вошел в Твое первичное пространство.
Прими меня, любимый мой Отец!
19 февраля – 18 марта 1989